В мае 2019 года исполняется 30 лет Всемирной ассоциации организаций, эксплуатирующих атомные электростанции (ВАО АЭС). Ассоциация объединяет все организации мира, эксплуатирующие АЭС, и является площадкой общения и обмена опытом в уникальной атмосфере сотрудничества и открытости. Наш собеседник – директор Московского центра ВАО АЭС Василий АКСЕНОВ
– Василий Иванович, тема нашего номера – итоги АТОМЭКСПО-2019. Ассоциация активно участвовала в работе этого форума. Каковы основные итоги, оценки увиденного и сделанного?
– Главное впечатление – это комментарий Сергея Кириенко в ходе пленарной дискуссии к концепции устойчивого развития нашей цивилизации (ООН-Хабитат) о том, что в реализации практически всех 17 ее пунктов могут и должны участвовать представители атомной энергетики. Эта же тема отозвалась и на заключительном мероприятии, когда со сцены выступили общественные активисты и экологи, поддерживающие атомную энергетику. Мировой атомной отрасли надоела необоснованная критика, формируется активная позиция для продвижения наших технологий. Отрасль переходит от оправданий к активному предложению себя в качестве основного инструмента развития цивилизации. По большому счету, после Чернобыля и Фукусимы атомная энергетика фактически не высказала мировому сообществу ничего в свое оправдание. Дискуссии проходили в узком сообществе; шли оценки причин аварии, выработка мер по недопущению подобного. Но и преимущества атомной энергетики тоже обсуждались в основном в рамках ядерного сообщества.
Между тем атомная энергия вовсе не проигрывает на фоне тех альтернатив, которые были навязаны под видом идеальных, а наоборот – имеет ряд преимуществ. Возобновляемые источники, которые продвигались как нечто принципиально меняющее картину мировой генерации, сегодня прошли период становления, уже набран негативный опыт эксплуатации. Уже понятно, что ветровые и солнечные виды генерации пока не могут быть основными: во–первых, они не обеспечат гарантированное постоянное производство энергии; во–вторых, есть ряд минусов. Это площади, которые изымаются из нормального оборота солнечными батареями; негативное влияние ветряков на биосферу. Пока человечество не изобретет что–то новое в сфере накопления и беспроводной передачи энергии на большие расстояния или не откроет новые способы обеспечения себя энергией, прорыва ждать не приходится. Даже такие очевидные предложения, как развертывание огромных мощностей солнечной генерации в пустынях, оказываются труднореализуемыми – практика показывает, что песчинки во время бури «засекают» поверхность батарей, затеняют элементы, и они быстро теряют эффективность. То есть существующая база генерации, которую составляют тепловые, гидро– и атомные станции, остается основой. Претензии к ГЭС (влияние на реки, изменения гидрогеологии) известны; тепловая энергетика – это выброс углекислого газа в атмосферу. Получается, атомной энергетике быть.
Другое дело, что наша отрасль должна работать над собой, совершенствоваться не только в безопасности, но и в других аспектах. По большому счету АЭС, как и тепловая генерация, используют технологию, недалеко ушедшую от паровоза: мы получаем эффективным, передовым способом тепло, но «хвост» производства энергии не меняется: вода переходит в пар, который вращает паровую турбину и генератор. В этом смысле атомная энергетика в своем развитии застыла.
Возвращаясь к АТОМЭКСПО, оформление было ярким, большую ценность имеет площадка для общения. Мне удалось встретиться со многими, кого давно знаю, но долго не видел, – и, по всей видимости, если бы не этот форум, не увиделись бы еще долго. Такие встречи –образование новых связей, знакомств, оформление заранее согласованных документов и договоров.
– Тема «формирования востребованности атомной энергетики» звучала еще на прошлых выставках. В какой мере сообщество эксплуатирующих организаций может по существу включиться в этот процесс?
– Если мы посмотрим на раннюю эпоху нашей отрасли, она возникла как околонаучная производственная база, которая развивалась по большому счету без основательного экономического анализа. Даже в середине 1990–х, в тот период строгостей, ограничений и правил формирования тарифов, наш тариф рассчитывался как–то приблизительно. Сейчас, особенно с созданием общеевропейского рынка электрической энергии, когда энергию можно купить у «понравившегося» производителя, лишь оплатив транспортировку, задача изменилась. Сегодня уже мало гордиться безопасностью атомного блока; он должен быть еще и экономически оправдан. На самом деле для АЭС важно определить баланс экономичности и безопасности, который гарантирует обоснованную безопасность и хорошую работу на рынке.
Сейчас 60 % атомных блоков находятся в режиме продления проектного срока службы, и больших модернизаций, изменений на них не предполагается. Все наработанное на сегодняшний момент с точки зрения правил и техники уже внедрено, это и есть экономически обоснованное, безопасное продолжение эксплуатации. Для новых блоков надо искать баланс. Можно и дальше добавлять новые и новые каналы безопасности, но рано или поздно встанет вопрос, нужно ли сооружение, где 60 % капитальных затрат уходит на системы безопасности и лишь остальное – на системы, связанные с производством электроэнергии.
Работа сообщества, не только эксплуатирующих организаций, но и в целом атомной отрасли, – это искать возможности выхода на принципиально новый уровень. Я уже привел пример, что мы действительно самым передовым способом получаем тепло, но «паровозный хвост» – это сразу ограничение по КПД. Есть и другие вопросы, которые нужно прорабатывать. В большинстве действующих реакторов потенциальная опасность, на нивелирование которой нацелены все системы безопасности, – это мгновенная критичность, высокая температура топлива, которая потенциально может привести к расплаву, пароциркониевой реакции, выделению водорода. Мы не можем избавиться от остаточного энерговыделения: реактор заглушен, но количество тепла, которое все равно вырабатывается, достаточно значительное, и его надо отводить. Эти проблемы идут еще с промышленных реакторов. Надо думать не над тем, как внедрить еще больше систем безопасности, а как устранить первопричины. Над этим и должны сейчас работать умные головы, связанные с атомной энергетикой. Тогда в мировом рынке, который привязан к нефти и каким-то чудесным образом управляется, атомная энергетика сможет себя проявить с хорошей стороны, не потеряв качеств безопасности.
Но это комплексная задача лабораторных исследований, научных институтов. Гражданская атомная энергетика в лице специалистов, которые эксплуатируют АЭС, лишь использует продукт, который прошел апробацию на моделях, в исследовательских установках, отдельных элементах. Так что слово сегодня за передовой наукой.
– Можно ли считать, что сравнительно проработанные решения, такие как проект замыкания ядерного топливного цикла, – это и есть возможное кардинальное изменение системы атомной энергетики в ближайшей перспективе?
– Здесь следует понимать, что замыкание ядерного топливного цикла не станет возможным для каждой страны; эту идею можно реализовать только в достаточно развитом во всех аспектах атомных технологий государстве. Пожалуй, к этому способны только Россия, США и в определенной степени Китай. Те же страны, которые заказывают энергоблоки у нас или других вендоров, понимают, что на весь жизненный цикл эксплуатации привязаны к поставщику: топливо, оборудование, запасные части, знания нужно будет черпать из того источника, который поставил ядерную установку. И связь эта очень надолго, на столетнюю перспективу. Другое дело, что существенные изменения в мире атомной энергетики могут возникнуть, если будет выстроена схема переработки ОЯТ на территории стран, обладающих замкнутым топливным циклом.
– Могут ли эксплуатирующие организации и сообщество, которое вы представляете, убедить, что такие решения созрели и готовы к использованию?
– На сегодняшний момент атомная энергетика развивается, если государство хотя бы не мешает; а если поддерживает, то вообще хорошо. Например, немецкие АЭС были лучшими в мире, не имели инцидентов, с прекрасным оборудованием и специалистами, немецким порядком. Тем не менее в угоду политических мотивов вся эта система была свернута. На данном этапе развитие атомной энергетики лишь на инициативе сообщества, без поддержки государства, невозможно. Поэтому убеждать надо руководящие органы государств. Но вот для стран, которые решили встать на путь создания мирной атомной энергетики, наше сообщество играет очень важную роль. В странах, которые уже эксплуатируют АЭС, строительство новых блоков не проблема, а рабочий процесс. Но для стран, которые только открываются, ситуация другая. Возьмем любую «экспортную» АЭС. Росатом в целом и Концерн в частности занимаются всей проблематикой проекта; МАГАТЭ подключается на ранних стадиях и проводит страну через свои milestones создания национальной ядерной инфраструктуры. Формируются управление, надзор, законодательная база, система подготовки специалистов, много аспектов, и эта система детально проработана. А ниша ВАО АЭС – это передача опыта для будущей эксплуатации. Значительную часть опыта, собственного, страна–получатель технологии приобретает от вендора вместе с энергоблоком. Но передача знаний и опыта, накопленных во всем мире, в том числе критическое осмысление опыта поставщика (для его же пользы), – это и есть задача, которую мы решаем. Мы проводим мероприятия, связанные с передачей опыта, анализом эксплуатационной готовности. Важно понимать, насколько новая организация готова выполнять функцию эксплуатации, как оценить ее текущее состояние, все ли задачи эксплуатации действительно осознаются и закрываются существующими службами. В этом смысле обмен очень важен и продуктивен.
– Как модернизируются форматы «трансляции» опыта? Это традиционные доклад, беседа, текст, или есть еще какие–то?
– Мой ответ будет не о формате, а о сути передачи опыта. После освоения огня и изобретения колеса и, пожалуй, математики человечество принципиально нового не придумало; даже сегодняшняя цифровизация – это лишь цифровые коды, описывающие имеющийся спектр идей. Пожалуй, проблема трансляции опыта и форматов в том, что основное число АЭС эксплуатируется давно, проблематична смена поколений. Сегодня три важнейших направления, на которых мы сосредоточились, – лидерство, культура безопасности и тренинг (отработка навыков).
Что касается лидерства, с работающих много лет блоков на пенсию уходят люди, обладающие опытом. Возникает проблема с лидерством: способность следующего поколения нести ответственность, задавать пример, контролировать и учить других. Второе проблемное направление – культура безопасности. Наша система подготовки кадров, которая сложилась традиционно (и считаю ее правильной), – это когда оператор с младших должностей в цехе должен дойти до щита управления. Сегодня, тем более когда управление идет с компьютера, главный циркуляционный насос мощностью 8 МВт на мониторе обозначен как треугольничек. Если ты не видел, как в действительности запускается ГЦН, для тебя этот треугольничек просто часть игры, как та, которой ты увлекаешься после работы. И такие моменты – в моем понимании – представляют опасность. Молодежь, которая должна приходить на должности, воспитана в компьютерной реальности, и хотя я не психолог и эту область не исследовал, могу сказать: у них нет обостренного чувства опасности. Мы, старшее поколение, выросли в гаражах, во дворах, попадали молотком по пальцу, током било из розетки. А сейчас молодежь живет в виртуальной действительности, и у них нет понимания опасности от действий или бездействий. А это базовая составляющая, которая влияет на формирование твоих действий, реакций. Поэтому лидерство, прививание культуры безопасности и третье – обязательные тренинги, обучение на тренажерах, это крайне важная сегодня составляющая работы.
Когда случился Чернобыль, я работал в смену; наше поколение было очевидцами и свидетелями этой аварии. Когда мы принимаем молодого человека на АЭС, то убеждаем его, что он должен вести себя предельно взвешенно, оценивать последствия действий, а то «случится Чернобыль». Но для них это уже фраза, которая практически ничего не значит, и это необходимо исправлять. По крайней мере, для руководителей среднего, высшего уровня будут полезны материалы, приводящие статистику ущерба для всей мировой атомной энергетики вследствие катастрофы. График, где до 1986 года идет строительство, растут объемы – и как сразу после апреля стройки останавливаются, кризис индустрии всего мира. Рост, 2011 год и Фукусима, падение. Урон престижу, развитию, перспективам, несостоявшиеся карьеры, разрушенные жизненные планы.
Необходимо внушать понимание ответственности за мировую атомную энергетику в целом. И для персонала, и для руководителей должно формироваться сквозное ощущение, что они в составе мировой системы. И задача ВАО – помогать осознавать эту коллективную ответственность, привносить ее понимание. Суть той реформы ВАО АЭС, которую мы провели после фукусимской аварии, – это когда руководители эксплуатирующих организаций, директора АЭС сами, не дожидаясь сигналов из надзорных органов и МАГАТЭ, анализируют работу друг друга и показывают: показатели хороши, но есть признаки, что может случиться кризис. Мы же хотим работать в нормальных условиях, не хотим потрясений, и если тебе нужна помощь, то мы пришлем специалистов к твоим специалистам, и они вместе отработают. У нас есть станции повышенного внимания, на которых мы проводим больше мероприятий, куда засылаем самых опытных «аксакалов». И убеждаем руководство, что АЭС не может отгородиться, а каждый несет индивидуальную ответственность за коллективные интересы.
– Если МАГАТЭ – это экзаменационная комиссия, то ВАО АЭС – это строгий репетитор?
– МАГАТЭ как официальная структура работает на государственном уровне, а мы – некоммерческая международная организация, которая работает с операторами. В этом разница в подходах МАГАТЭ и ВАО АЭС. В некоторых случаях у эксплуатирующих организаций нет большого, развитого корпоративного надзора, как, например, в Концерне «Росэнергоатом». Мы в мягкой форме и в рамках тех правил, что сформулированы ВАО АЭС, помогаем таким станциям в функции внутреннего надзора. Для таких объектов роль ВАО АЭС в негласной функции корпоративного надзора достаточно значима.
– Востребован ли такой «аутсорсинг» контрольной функции, осознается ли он как благо, в том числе новичками?
– Безусловно, культурные различия – одна из важнейших сложностей в нашей работе. Представителям разных культур информацию нужно преподносить по–разному. Кто–то привык к прямым указаниям и даже что его отчитывают и другой интонации не воспримет. А кто–то, из другой культуры, выслушает, страшно обидится и года на полтора замкнется, ничего не выполнит. Перед тем как донести что-то до коллеги, нужно хорошо подумать: как буду разговаривать с индийцем, персом, китайцем, финном, русским… Выручает, что атомная отрасль обладает большим интеллектуальным и научно–техническим потенциалом, поэтому специалисты умеют договариваться. Но все время должны помнить о культуре.
И другой момент. Высшее руководство тоже должно вести себя корректно в своих системах. Допустим, прошло мероприятие, мы увидели недочеты и подсказали, как их исправлять. После этого руководители компаний не должны вызывать директора и устраивать выволочку. У директора АЭС по большому счету все хорошо: выполняет требования МАГАТЭ, национального надзора. Просто планка ориентиров у ВАО АЭС выше, мы на ранних стадиях подсказываем, чтобы проблема не «спустилась» до нарушений. Руководители должны воспринимать наши рекомендации не как что–то плохое, а как область для деятельности. Потому что если руководитель компании жестко воздействовал на директора, следующее наше общение с директором будет уже сложнее. Это тоже надо регулировать. Когда случаются такие сбои, то открытость и добрые отношения откатывают назад, их опять приходится восстанавливать.
– Вы проработали многие годы в Концерне на руководящих должностях. Но с учетом международного опыта есть ли пожелания и предложения Концерну? В чем мы можем «расти над собой»?
– Мне кажется, есть проблема слишком высокой формализованности, и этот вопрос надо упрощать. Если процесс заформализован настолько, что достучаться невозможно, то хочется верить, что количество бумаг и согласований перейдет в качество решений, но время этого перехода непонятно. Кроме того, был период, когда усилия оказались сосредоточены не собственно на производстве, а на полезных вещах по улучшению производства, но возник перекос, когда этому стали уделять больше внимания, нежели непосредственным обязанностям. Таких перекосов лучше не делать.
Есть еще одна проблема, более сложного плана. Монопроизводитель всегда чувствует себя уязвимым. Если компания концентрируется лишь на атомной генерации, она будет проигрывать тем, кто опирается на несколько технологий. Чешская CEZ имеет атомную, гидро– и тепловую генерацию, и в зависимости от экономической ситуации и наличия ресурсов они могут какие–то мощности нагрузить, другие разгрузить. Пошла вода по рекам – ГЭС нагружают, тепловые разгружают и экономят газ, атомные оставляют в базе. У нас есть примеры «запертых» мощностей, когда АЭС не может развернуться на полную мощность. Если бы компания обладала множеством способов производства, были бы возможности для маневра. Создание на уровне Росатома активов с возобновляемой генерацией можно считать правильным направлением.
Алексей Комольцев для журнала РЭА
