Александр Локшин, первый заместитель генерального директора Госкорпорации «Росатом» по операционному управлению
С распадом Советского Союза пострадали многие отрасли промышленности, в том числе атомная энергетика. С целью сохранения энергетической части атомной отрасли единомышленники Э.Н. Поздышев, Е.И. Игнатенко, А.А. Абагян основали ФГУП Концерн «Росэнергоатом». Очень серьезную роль в этом процессе сыграл и Б.В. Антонов как технический директор. Лучшие люди отрасли были вынуждены объединиться перед общей бедой – многочисленными сбоями в работе предприятий, неплатежами, хищениями, экономическим крахом государства.
Каждая станция боролась за выживание в девяностые годы самостоятельно, поэтому «надстройка» в виде Концерна, которому надо было отдавать 30 процентов своих денег, воспринималась в первые годы, прямо скажем, чрезвычайно нервно. Ленинградская АЭС до последнего в Концерн входить не хотела; создание организации проходило в очень тяжелых условиях. Но принятое решение – считал так и считаю – абсолютно правильное. Иначе станции не выдержали бы груза навалившихся проблем. И именно тот факт, что АЭС стали бороться с трудностями сообща, определил сегодняшнее процветание Концерна.
Искатель талантов
Первым из отцов – основателей Концерна, с которым я познакомился, был Эрик Николаевич Поздышев. В ту пору он был директором Смоленской атомной станции, а я – начальником смены энергоблока. Правда, знакомство было недолгим: в 1986 году случился Чернобыль, и Эрик Николаевич стал директором Чернобыльской АЭС. Однако оценить масштаб этого человека я успел уже тогда.
Отметил бы у Эрика Николаевича две яркие черты. Первая – это жесткость, принципиальность. Он никогда не сомневался в однажды принятых решениях; его задачей было вдохновить людей на подвиги, что у него и получалось наилучшим образом. А вторая – он Великий Искатель Талантов. В девяностые, в смутное время, когда стало понятно, что понадобятся руководители нового типа, он занялся поиском таких людей. Именно эта его черта во многом определила и мой жизненный путь.
Пожалуй, Поздышев и задавал тон во всем триумвирате отцов-основателей, в который, кроме него, входили Игнатенко и Абагян. Я считаю себя одним из его «выдвиженцев», хотя, возможно, и не являюсь в этом смысле самым ярким примером. Скажем, в одно время со мной на Смоленской атомной станции работал Игорь Гребешев, причем он был младше меня. Так вот, Эрик Николаевич в самое сложное время, когда были приняты взаимозачеты, отсутствовали живые деньги на выплату зарплат, сделал его директором Калининской АЭС. Гребешев оправдал надежды Эрика Николаевича, заключив, в частности, уникальный договор с Вологдаэнерго, по которому эта организация платила Калининской АЭС ровно половину того, что должна, а 50 процентов станция «прощала». Но зато оставшуюся половину Вологдаэнерго платило живыми деньгами. С учетом тогдашнего реального соотношения живого и безналичного рубля это было оптимальное, но довольно рискованное с юридической точки зрения решение. Благодаря ему работники атомной станции стали исправно получать зарплату. Привожу данный пример просто для того, чтобы было понятно, на какие эксперименты приходилось тогда идти Поздышеву (естественно, без его санкции таких вещей делать было нельзя) ради спасения атомных станций.
Следующая наша встреча состоялась уже в Лондоне, в середине девяностых. Я работал в координационном центре ВАО АЭС, а Поздышев, являясь президентом этой организации, приехал в Великобританию с ознакомительной поездкой. У меня как раз заканчивался срок командирования, и Эрик Николаевич предложил мне после возвращения зайти к нему в Москве. Когда я к нему пришел, он без лишних разговоров послал меня на обучение и затем назначил на должность заместителя руководителя Генеральной дирекции по реализации платы за безопасность и развитие. Проще говоря, это было подразделение, которое реализовывало долги за поставленную энергию. Каждое утро в этой Генеральной дирекции проходили оперативки, и люди, отвечавшие за добычу живых денег, отчитывались руководителю дирекции о том, какие ожидаются поступления. Как я понял потом, Эрик Николаевич разглядел во мне будущего директора атомной станции. Через год я уже был первым заместителем директора Смоленской АЭС по экономике, маркетингу и коммерческой деятельности, а еще через три года стал директором станции. Если собрать всех, кого Эрик Николаевич разглядел, обучил и поддержал, получится очень приличная (нескромно замечу, что не только по количеству) компания.
Нюансы централизации
Помню забавный эпизод, связанный с первым месяцем моей работы в дирекции по реализации платы за безопасность и развитие. Генеральным директором Концерна в то время был Евгений Иванович Игнатенко. Он вел всю хозяйственную деятельность, а Поздышев находился в некотором роде «над схваткой», в должности Президента Росэнергоатома. Однажды руководитель моей дирекции не смог пойти к Игнатенко на оперативное совещание и попросил сходить меня. На оперативке, когда Евгений Иванович спросил, какие денежные поступления ожидаются, я честно и откровенно рассказал о том, что услышал на нашей последней планерке. Поскольку дела шли тогда неплохо, Евгений Иванович очень обрадовался. Но когда я рассказал об этом руководителю нашей дирекции, тот, напротив, сильно огорчился: «Теперь деньги пойдут туда, куда захочет Евгений Иванович…»
Евгений Иванович (это многие помнят) почти ко всем обращался «ученый», и иногда было непонятно, какой смысл он вкладывает в это слово – уважительный или (чаще всего) с оттенком подтрунивания. Если Поздышев, как я уже упомянул, был жестким руководителем (так же как и Борис Васильевич Антонов, о котором чуть ниже), то Игнатенко был не столько жестким, сколько шумным, веселым, настоящим «хозяином». И любили его именно за эту широту натуры (у него и комплекция была соответствующая).
Хорошо помню и первую встречу с Борисом Васильевичем Антоновым. Я тогда был председателем совета трудового коллектива Смоленской АЭС (был такой период при Горбачеве, когда трудовым коллективам дали огромные полномочия и они выбирали директора станции). И вот в это время вместе с тогдашним директором Евгением Михайловичем Сафрыгиным мы приехали в Концерн. В конце совещания Эрик Николаевич сказал: «А теперь я представляю вам нового главного инженера Концерна «Росэнергоатом» Бориса Васильевича Антонова».
Полагаю, что его знали тогда немногие. Пришел Борис Васильевич в центральный аппарат с должности руководителя Татарской атомной станции. Об этой станции, наверное, половина из присутствовавших тогда на совещании даже не слышала. Там уже шло строительство жилого поселка, но до реального возведения АЭС дело так и не дошло. И когда стало понятно, что в ближайшее время строительства не будет, оттуда забрали Антонова и сделали его главным инженером всего Концерна.
Итак, элита атомной энергетики – директора действующих АЭС – соответствующим образом на это представление отреагировали, а Борис Васильевич, поздышевского склада человек, с ходу их озадачил: «Прошу каждого написать о двух технических проблемах, которые для вас сейчас являются самыми главными». Взаимоотношения между Концерном и станциями были не такими, как сейчас: АЭС были достаточно самостоятельными. Помню, что Виктор Николаевич Шевалдин, тогдашний директор Игналинской станции, просто сказал: «Я ничего писать не буду, что я вам, мальчик, что ли»? Так что вхождение Бориса Васильевича во власть было не таким простым. Но постепенно он авторитет завоевал, и прежде всего – благодаря технической грамотности и принципиальности.
Вспомню, пожалуй, еще один эпизод. Когда я опять вернулся на Смоленскую АЭС в качестве не директора еще, а первого заместителя по экономике, маркетингу и коммерческой деятельности, у нас сложился триумвират. Директором стал Сергей Петрович Крылов, он пригласил меня, и вместе мы решили, что лучшая кандидатура на должность главного инженера – человек, которого мы оба хорошо знали, – Махмуд Хабирович Ахметкереев, ныне, к сожалению, как и Сергей Петрович, уже покойный. Втроем мы определяли техническую и экономическую политику на станции. А Борис Васильевич Антонов время от времени приезжал к нам с проверками. У него было любимое словцо, которым он щедро пользовался для характеристики состояния объектов на АЭС (не только Смоленской): свинорой. На станции он избегал парадных маршрутов и везде, куда мог добраться, в силу своей дотошности и въедливости находил грязь, непорядок. Поэтому, когда он приезжал, мы были готовы к тому, что начнется очередной разнос. Воспринимали это немножко с юмором, конечно. И вот как-то Антонов прошелся по станции, и все мы собрались в кабинете главного инженера. Спрашиваем Антонова: «Ну что, Борис Васильевич, свинорой?» А он: «Нет, вполне все прилично». Мы фактически опешили от изумления, просто не ожидали от него услышать эти слова… Было очень приятно.
Очень значительную роль в руководстве, безусловно, играл и Армен Артаваздович Абагян – директор ВНИИАЭС, идейный вдохновитель Концерна. Вот показательный эпизод. Я уже молодой директор Смоленской АЭС и в первый раз отчитываюсь в Концерне по итогам работы за год, отвечаю на вопросы. После совещания Абагян пригласил меня к себе в кабинет, где находился и Поздышев, и сказал: «Александр Маркович, вы человек, безусловно, неординарный, но мы хотим дать вам совет: старайтесь не показывать, особенно при ответе на вопросы, что вы умнее тех, кто их задает». Я посмотрел на себя со стороны и понял, что он имел в виду. С тех пор очень стараюсь следить за тем, чтобы ненароком не обидеть собеседника. Прошу прощения у всех, по отношению к кому не уследил… Можно сказать, что Абагян олицетворял этическое начало, был «умом, честью и совестью» всего коллектива.
Нельзя, значит, нельзя
Во времена создания Концерна жесткость, о которой я говорил и которую проявляли и Поздышев, и Антонов, да, в общем, и Игнатенко, несомненно, была необходима. Нашему классику М.Е. Салтыкову-Щедрину принадлежит известная фраза: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Таков наш менталитет. Есть правила безопасности, они написаны кровью, и на словах все это признают, но… именно здесь истоки Чернобыля.
Поздышев и Антонов настаивали: можно, значит, можно, если нельзя, значит, нельзя. Если должно быть так – значит, только так и никак иначе. При этом и у Поздышева, и у Антонова, и у Игнатенко не было формализма, а была, повторяю, жесткость требований, что очень дисциплинировало, очень правильно строило людей. Я не говорю об их технической грамотности, это и без лишних слов понятно.
Время предъявляет новые требования к руководителю. Считаю, что сегодня на первом месте стоит не жесткость, а уверенность в том, что он делает; руководителю необходимо видение перспективы. Это уже совершенно другая психология. Но основывается она на прочном фундаменте, который заложили отцы – основатели Концерна.
Самое главное, что появилось в девяностые, – это понимание, что, возможно, не все проблемы можно решать традиционными, привычными способами. Сегодня это проявляется в том, что мы создаем новые продукты, ищем неординарные пути развития. Появились многообразие, широта восприятия жизни, понимание того, что может быть и так, а может быть и совсем по-другому. Первооткрывателями такого отношения к жизни, такой философии для нас и были такие люди, как Игнатенко, Поздышев, Антонов, Абагян. Их вклад в сегодняшний успех Концерна и Росатома в целом неоспорим.
Алексей Комольцев для журнала РЭА
