В беседе с президентом Московской Школы Управления «Сколково» Андреем Шароновым генеральный директор Госкорпорации «Росатом» Алексей Лихачев обсудил стратегическую значимость повестки устойчивого развития для Росатома, влияние бизнеса на достижение Целей устойчивого развития ООН и подходы к внедрению устойчивого развития в бизнес-процессы на примере Росатома.
Современный мир определяет новые условия ведения бизнеса. Производители берут на себя ответственность не только за продукт, но и за воздействие на окружающую среду, за качество жизни людей при его создании, благополучие своих сотрудников и их семей. Особенно высокие стандарты предъявляются в отношении глобальных и инновационных компаний, которые ведут свою деятельность в самых разных регионах мира и отвечают за создание высокотехнологичных продуктов для службы людям. Рынки формируют нормативные требования, определяющие доступ бизнеса к финансовым ресурсам в зависимости от уровня «устойчивости» операций, заказчики и конечные потребители делают свой выбор в пользу экологически и социально-ответственных производителей. В этих условиях перед компаниями стоит задача выстраивания сбалансированных бизнес-моделей и системы управления, учитывающей приоритеты устойчивого развития.
– Почему Росатом принял решение развивать направление устойчивого развития, почему это направление попало в число приоритетов?
– Если отвечать коротко: у нас не было другого выхода. Если развернуто, то надо вспомнить, в чем суть целей устойчивого развития. По моей оценке, это самая удачная попытка последних двух-трех десятилетий сформулировать глобальную повестку. Ранее предпринималось несколько подобных попыток: например, определить «цели тысячелетия». Формулировка 17-ти целей устойчивого развития отчасти противоречит идеям, которые были популярны в «нулевых» годах: о глобализации внешней торговли, о полной либерализации глобального валютного рынка вокруг единой (и единственной) валюты. В противовес тем установкам была предложена другая идеология, в центре которой интересы человека, а не корпораций, монополий и отраслей, политических или бизнес-элит. Для Госкорпорации «Росатом» в этом подходе нет противоречий. Напомню, в этом году атомная отрасль России отмечает 75-летие. Создание атомной промышленности в Советском Союзе было инициировано трагическими событиями в Хиросиме и Нагасаки в августе 1945-го, немедленно было принято решение о создании специального ведомства по атомной промышленности. В обстановке августа 1945 года решение о создании оружия сдерживания целиком и полностью относилось к целям устойчивого развития: сохранение мира на планете, недопущение новой эскалации и третьей мировой войны было важнейшим условием развития для всех стран. Уверен, если бы не решение Государственного комитета обороны о развитии работ по атомному проекту, не известно, как бы сегодня выглядела политическая карта мира. Но очень скоро стало понятно, что в обескровленной после войны стране такой проект можно сделать только опираясь на людей. Человек как главная цель, как главный инструмент оказался в фокусе отрасли. И не однажды за свою историю атомная отрасль Советского Союза, а теперь России отвечала на главные вызовы человечества. В настоящее время наша продуктовая линейка, набор задач очень изменились, расширились. Росатом – глобальная компания, работающая в десятках стран, имеющая мощные строительные площадки с тысячами людей на разных континентах.
Но традиции и ценности, сформировавшиеся в период зарождения отрасли, то, что сегодня называется «социальная ответственность», – это часть нашего «генетического кода». Это проявляется во всем, но в первую очередь – в 25 атомных городах, где Росатом, как градообразующее предприятие, берет на себя ответственность не только за производственный процесс, но и за всю среду обитания – начиная от детсадов, школ, учебных площадок, медицины и заканчивая кризисными ситуациями, как, например, борьба с распространением коронавируса. Мы воспринимаем эту ответственность как сопряженную с производственной повесткой по важности.
Также, опираясь на производственные компетенции, мы участвуем в целом ряде федеральных проектов. Это участие в нацпроектах, в производственных и социальных программах. Для нас неразделимы набор бизнес-задач и вклад в развитие общества, страны, городов, конкретного человека – но так было изначально заложено в «генетическом коде» отрасли, созданной в августе 1945-го.
Становясь всемирной компанией, мы оцениваем глобальную повестку дня. Мне как руководителю и моим товарищам показалось логичным взять в качестве знамени формулировки целей устойчивого развития, предложенные ООН. В утвержденной новой стратегии Росатома, где сформулированы задачи к 2030 году, реализация планов устойчивого развития прописана как стратегическая цель Госкорпорации.
– Что предпринимают в компаниях атомной индустрии мира для достижения целей устойчивого развития? Насколько известно, ООН не вносит атомную энергетику в число отраслей, полностью соответствующих глобальной повестке.
– Поправлю: не ООН, а решение Европарламента о методологии («таксономии») определения подходов для финансирования. Действительно, ряд отраслей, включая атомную, автомобилестроение, авиастроение, не получили одобрения. Но у человечества нет выбора в развитии автомобилей, воздушных судов, и по вопросу об актуальности атомной энергетики дискуссия тоже не завершена. В чем-то с нашими коллегами из Европарламента можно согласиться: не все страны – участницы атомной семьи имеют устойчивые программы развития атомной энергетики. В первую очередь это касается вопросов хранения ОЯТ, программ вывода из эксплуатации блоков, выработавших ресурс. Над бэкэндом, ядерным наследием, мировой атомной семье еще предстоит работать. Но надо понимать, что мировая атомная семья – имею в виду в первую очередь атомную энергетику – сравнительно молода; официально первый энергетический реактор создан в Советском Союзе в 1954 году, и для полного разворота промышленной генерации потребовалось не одно десятилетие. В силу молодости отрасли н
е во всех странах осмыслены вопросы, связанные с «хвостом» нашего производства. Но у России есть полное понимание будущего – это выход на замкнутый топливный цикл, постоянное рециклирование радиоактивного материала в топливной сфере. Не буду утомлять подробностями, но в этой сфере мы находимся впереди и создаем первый международно значимый проект. Наша дискуссия с европейскими органами продолжится, хотя, к сожалению, вопрос политизирован и далеко не всегда решения принимаются с опорой на технологии; иногда они политически мотивированы. При этом запретов и ограничений на развитие атомной энергетики в Евросоюзе нет; более того, мы работаем с нашими венгерскими, финскими партнерами по становлению их проектов; рассчитываем на рестарт в Болгарии. Считанные дни остаются до пуска первого блока в Республике Беларусь. При этом мы договорились с белорусскими партнерами, что они будут открыты для Евросоюза, пройдут все стресс-тесты и иные процедуры.
Добавлю, что среди наших европейских партнеров я отдельно выделил бы атомную семью Франции – это крупнейший в мире концерн EDF с показателями выработки, на которые хочется равняться: 71% выработки в базисе, 80% на пике генерации, таков удельный вес атомного электричества в общем энергобалансе страны. Это очень важная «подпитывающая среда» для научных исследований, для оборонных программ (в том, что Франция способна за себя постоять, никаких сомнений нет).
Закрывая тему Евросоюза, вернусь к сути вопроса: экзамен на устойчивость атомная отрасль должна сдать. Росатом не нужно сводить только к реализации проектов АЭС, у нас широкий спектр проектов зеленой генерации. Мы развиваем и другие возобновляемые источники, а наши потребители идут нам навстречу. Например, Nestle предоставляет нам бонус на покупку электроэнергии за счет зеленой генерации; Газпромбанк дает более комфортные условия по кредиту, когда мы строим ветропарки. Кроме того, множество количество продуктов и технологических подходов полностью соответствуют большинству целей устойчивого развития.
– Как вы определяете для себя приоритетные продукты и какие цели устойчивого развития являются важнейшими?
– Нашу производственную повестку нужно оценивать в динамике: мы вошли в новое тысячелетие на двух основных продуктах – это продукция ЯОК и атомная энергетика. Однако за прошедшие два десятилетия повестка существенно расширилась. Конечно, для нас приоритетной остается седьмая цель – «недорогостоящая и чистая энергия»; для нас это в первую очередь расширение присутствия в энергоповестке. Мы приблизились к 20% доле атомной генерации в РФ, Владимир Путин ставит задачу выйти на 25%. Наша отрасль по выбросам углерода делит первое место с ветроэнергетикой: у них порядка 11 т на ГВт∙ч, у нас – 12 т. Остальные виды генерации (включая солнечную и ГЭС), не говоря об угле и иной тепловой генерации, на жизненном цикле многократно превышают этот объем. В нашей продуктовой линейке, где сегодня представлены в основном крупные энергоблоки, должны появиться также средние и малые установки, в том числе передвижные. Первый опыт в этом направлении – плавучая АЭС. В энергетический повестке Росатома присутствует ветрогенерация: мы сдали наш первый, самый крупный в России, ветроэнергопарк в Адыгее мощностью 150 МВт, до конца года планируем сдать такой же на Ставрополье (Кочубеевская ВЭС). В выпуске оборудования для ветрогенерации мы достигли очень высокого уровня локализации.
Теперь что касается других целей устойчивого развития. «Ликвидация нищеты»: средний уровень зарплаты в Госкорпорации выше, чем по стране. «Ликвидация голода»: это наши технологии по сбережению урожая, повышению эффективности сельхозпродукции – коммерческий продукт, который мы используем в России и поставляем за рубеж. «Хорошее здоровье и благополучие» – ядерная медицина активно применяется в борьбе с «чумой XXI века» – онкологией. «Качественное образование» – основа нашей работы: консорциум из 17 вузов во главе с МИФИ, в каждом нашем городе действуют атом-классы, даже детские сады включены в единую систему профориентации и образования. Затем на предприятии происходит дальнейшее развитие работников. Пятая цель, «гендерное равенство»: несколько отстаем, но работаем в этом направлении. Два важных подразделения Росатома возглавляют представительницы прекрасной половины человечества, причем дивизионы важнейшие, – дивизион ТВЭЛ, который обеспечивает наши АЭС топливом и лидирует по объемам поставок в мире, и предприятие, которое отвечает за контракты BOO (когда мы не только возводим АЭС, но и занимаемся дальнейшей эксплуатацией объекта).
Цель «Чистая вода»: как минимум, это опреснительные установки, которые с помощью наших технологий могут быть обеспечены энергией, что позволит проводить опреснение по разумной стоимости. Цель «Достойная работа и экономический рост» – мы в последние три года даем валовый рост около10% в год. «Индустриализация, инновации и инфраструктура» – также в основе нашего бизнеса, на нас возлагают ответственность за инновационные программы федерального уровня: такие, как создание новых материалов, «цифровая экономика», квантовый компьютер, информационная инфраструктура городов. Наше платформенное решение «умный город» мы во время пандемии бесплатно передали в наши города на тестирование. «Уменьшение неравенства» – тоже поддерживаем благодаря доступности энергии и т. д. «Устойчивые города и населенные пункты» – как говорил, часть производственной повестки, мы вкладываемся не только в города, где выступаем основным работодателем, но и там, где экономика диверсифицирована. Могу привести примеры Нижнего Новгорода, Мурманска, Свердловской области – мы направляем туда не только средства, но и прикладываем организационные, экспертные усилия.
Что касается целей, связанных с изменением климата и морскими экосистемами, их мы достигаем благодаря развитию низкоуглеродной энергетики. Здесь особо отмечу нашу роль в освоении Арктики, потому что хозяйственная деятельность там должна осуществляться с сохранением экосистемы, и огромный проект, связанный с экологией (проблемой опасных отходов). После большой дискуссии в Правительстве Росатому поручили создание национальной системы работы с промышленными отходами первого и второго классов опасности (самых вредных); их накоплено огромное количество, и генерация продолжается. Мы создаем заводы по переработке этого наследия, разрабатываем систему учета новых отходов, и прорабатываем технологии уменьшения их наработки. Эта деятельность тоже стала нашим продуктом и частью мировоззрения.
– Если правильно помню, Еврокомиссию смущает не углеродная эмиссия отрасли, которая действительно очень мала, а проблемы отработанного ядерного топлива. Как можно сделать безопасной эту часть бизнеса в долгосрочной перспективе?
– У нас есть полное понимание этой задачи. Атомные энергоустановки четвертого поколения будут работать в системе замкнутого топливного цикла. При этом есть уже накопленные отходы, наработанное наследие, с проблемой которого мы тоже успешно справляемся. В некоторых других странах-партнерах вопрос не решен до конца; там продолжается дискуссия, каким путем идти в переработке, захоронении отходов ядерной энергетики. Но на этот вопрос, не сомневаюсь, ответят технологи, и у меня нет сомнений, что развитие атомной энергетики останется в повестке Европы и планеты в целом.
В чем главный вектор трансформации Росатома на этапе нулевых, десятых и двадцатых годов? Нулевые – это объединение в контуре всего, что выросло из атомного проекта; в один управленческий контур были возвращены атомный флот, атомное машиностроение, атомный инжиниринг. 2010-е годы – возвращение нового субъекта, Росатома, на чемпионский уровень в России и возврат позиций на глобальной арене. 2020-е годы – доведение новых технологий и направлений до уровня, сопоставимого с классическим ядерным. Задача – при сохранении лидерских позиций на глобальном рынке во всем спектре ядерных технологий довести ряд технологических направлений до этого же уровня лидерства. Это все, что связано с экологическими проектами, материалами и веществами, цифровой и квантовой тематикой, логистические вопросы (Севморпуть и пересмотр мировой логистической системы), социальные направления, связанные с использованием ядерных технологий в медицине, сельском хозяйстве, в науке. Взаимодействуем по широкому спектру вопросов с Роскосмосом. Особ
енность последних лет – к нам приходят состоявшиеся предприниматели для создания альянсов. Севморпуть – это Сергей Франк (Совкомфлот), Леонид Михельсон («Новатэк»). Проявляют активный интерес операторы сухопутной логистики, которая начинает активно меняться. Есть проработки с операторами авиасообщения, с коммерческими космическими запусками. В силу некоторых ограничений не могу говорить о всей полноте планов, но они широки.
– Мы упомянули зарубежный проект в Белоруссии, есть интересный проект в Бангладеш, каковы социальные последствия реализации АЭС для этих стран?
– В обоих случаях для названных стран это пионерные проекты (там не было АЭС). Государства очень разные. Понятна наша родственная близость с белорусами; горжусь, что приложил руку к запуску и Союзного государства, и Евразийского экономического союза. У нас общая регуляторика, общие подходы, не говоря уже о языке и мировоззрении. Но все равно есть сложности: это первый проект в стране, поэтому регулятор (Госатомнадзор) и правительство Белоруссии от нас требуют высших гарантий по безопасности, по качеству работы. Но уже сегодня все видят, что за восемь лет с момента подписания контракта Островец из небольшого поселка на периферии превратился в современный город, куда со всей страны стягивается техническая интеллигенция, люди, желающие овладеть новыми компетенциями. Островец из поселка с населением в семь тысяч человек вырос до 25–30 тысяч человек – для Белоруссии это большой город. Растет уровень образования, белорусским друзьям предоставлена возможность учиться в российских вузах. Преображается целый западный регион республики – больше молодых лиц на улицах, качество жизни выросло. И главное, у них появляется гордость и (хорошо знаю это, поскольку родился и рос в Сарове) высокое мнение о себе как участниках глобального важного проекта.
В Бангладеш наша площадка на берегу океана, примерно в 300 км от Дакки (столицы республики), на большом расстоянии. Это, конечно, периферия, причем вся страна малоэтажная, населенные пункты очень растянуты вдоль дорог, с невысоким уровнем жизни и быта. Но уже сейчас, на первой трети строительства, там появились многоэтажные дома, выросло число образованных людей, площадка стала центром логистики, притяжения местного бизнеса. Из девяти тысяч человек, работающих на площадке (это количество будет расти), шесть тысяч – местные работники, которые получили навыки, зарабатывают по местным меркам очень приличную зарплату. Здесь есть и обратная сторона: например, в пандемию они панически боятся получить больничный, пьют жаропонижающее и уклоняются от тестирования. Мы держим ситуацию под контролем, но это непросто. Впрочем, каждая площадка имеет свою специфику, свои тонкости.
Для Бангладеш наш проект – как Асуанская плотина в свое время для Египта. Это стройка всеобщего воодушевления, которая решит проблему энергообеспечения целого региона, рабочих мест, дальнейшего развития бизнеса и образования. Руководитель страны Шейх Хасина Вазед – человек-легенда Южной Азии; вопросы АЭС для нее всегда «вне очереди». Мы понимаем, какая огромная ответственность на нас лежит перед бенгальскими партнерами, этот проект – самый крупный из реализуемых сегодня в стране. Если мы в России уже немного избалованы, каждый год сдавая по энергоблоку, то в Бангладеш это событие национального масштаба, эпохальное. Из поколения в поколение будет передаваться, «как дедушка строил АЭС».
– Обязательное условие деятельности компаний, которые декларируют соответствие целям устойчивого развития, – соблюдение этих целей по всей цепочке поставок. У Росатома гигантское количество поставщиков, подрядчиков, как удается контролировать «чистоту жанра» по всей цепочке?
– Ответ из двух частей. Во-первых, все ядерные компетенции (топливо, создание установок с активным материалом, эксплуатация, вывод), весь ядерный контур находится внутри Госкорпорации. «Своя рука владыка» – мы устанавливаем нужные правила и делаем их корпоративными стандартами, административно прививаем…
– Ручное управление?
– Работа с людьми всегда ручное управление, ни одна программа, какая бы ни была совершенная, не создаст ни человека; ни нужную ему систему. Управление людьми – это всегда личный пример, убеждения и многогранная мотивация. Но вторая часть ответа – о цепочке поставщиков. Нам действительно непросто работать с законтурными поставщиками, особенно остро проблема касается строительного сектора. Состояние строительной отрасли в целом в стране, к сожалению, не самое лучшее, есть передовики и прорывы, но в целом очень многое нужно улучшать. У нас хватает заботы и с отраслевыми инжиниринговыми компаниями, а с внеконтурными подрядчиками главные задачи – сокращение стоимости, попадание в установленные сроки, и только потом, крайне медленно, мы доходим до целей социальной повестки и устойчивого развития. Внедрение этих ориентиров – большой вызов.
– Еще один вопрос: что сейчас включает работа с человеческим капиталом, как развивается сотрудничество с образовательной системой?
– Я сам вырос в семье минсредмашевца и знаю, что у работников отрасли всегда было отношение к своей миссии как исторической, если не личной, то своего предприятия. Отрасль пострадала в девяностые годы; можно даже сказать, что маятник отраслевого патриотизма, который был в крайнем состоянии в Минсредмаше, тоже отлетел в другую сторону крайне далеко. Девяностые стали трагичными годами для атомной отрасли. Лишь благодаря мужеству людей удалось сохранить многие компетенции и в нулевые собрать заново. Престиж атомного образования пока не вернулся на уровень, как был в восьмидесятых, когда учились мы. Возможно, стало больше альтернатив. Я по первому образованию радиофизик (не ядерщик, хотя ядерная физика читалась у нас два года как базовый предмет). Учиться на радиофаке Горьковского политехнического университета в 1980 году значило уже по определению входить в некую студенческую элиту. Теперь этого нет, и нашему поколению, а также нашим преемникам предстоит вернуть это отношение к естественным наукам, к ядерной физике, ядерным технологиям и в целом к профессии инженера. Не нужно думать, что я вижу ситуацию в розовом цвете; далеко не факт, что сегодня в крупнейших городах страны, где концентрируется человеческий капитал, (Москва, Петербург, Нижний Новгород, Екатеринбург), на наши специальности идут самые лучшие абитуриенты. Нас выручают семейные династии, особенно в наших городах, у нас нет кадрового голода, более того, до 65–70% пополнения – красные дипломники. Но это благодаря «ручной работе», когда мы человека ведем со старших классов через вуз, подтягиваем через движение стройотрядов, выделяем на студенческих практиках и дипломных месяцах. У нас большая подпитка идет из атомных городов, там у людей мировоззрение другое, чем в столицах. Человек, всю жизнь проживший в закрытом ядерном центре, живет по принципу «где родился там и пригодился».
– Прошу прощения за каверзный вопрос – это социальная нагрузка или тоже бизнес?
– Я не могу разделить «социальную повестку» и «бизнес»; такой границы у нас нет. Эти составляющие гармонично сосуществуют в наших нормативных документах. Наша карта КПЭ составлена как «бизнесовая» – выручка, экономия затрат, производительность труда, безопасность (хотя безопасность – уже социальное требование). При этом мостик между целями устойчивого развития ООН и стратегическими целями Госкорпорации по новым продуктам сформулирован в терминах и социальной повестки.
Здесь очень важная мысль: возьмем ли мы наших ветеранов (а есть и те, кто реально работал с Курчатовым, со Славским) или совсем молодых ребят и скажем: Росатом стал исключительно акционерным обществом, корпоративную политику меняем, главное – прибыль… Тогда от нас и старики отвернутся, и молодые не придут. Задачи социальной повестки и задачи глобального масштаба неразделимы. В девяностые отрасль потрясло несколько трагедий. Например, легендарный руководитель института ВНИИТФ в Снежинске Владимир Нечай, лауреат государственных премий и кавалер орденов, покончил с собой, когда в очередной раз институту отказали в финансировании. Где-то люди действительно голодали. Пройдя испытания, наши коллективы смогли мобилизоваться и снова решать все стоящие задачи. Однако их требования к руководству отрасли тоже самые высокие. Мы обязаны обеспечить поступательное развитие бизнес-показателей, технологического процесса, постоянный вклад в решение социальных проблем. Наши триста тысяч работников – это вместе с членами семей примерно миллион; с соседями по атомным городам – примерно два миллиона. У них к нам одновременно два вопроса: первый – уровень зарплаты, уровень жизни в городах, технологическое развитие собственного предприятия. Второй – значимость принятых решений, влияние в стране и участие в глобальном рынке. Россия, претендуя на присутствие в лидирующей группе стран, не может быть свободна от целей устойчивого развития и должна демонстрировать политику, которая соответствует (или, как модно говорить, конгруэнтна) этим целям.
– Как, выходя за корпоративные рамки, даже глобальные, вы видите позиционирование России в этом направлении?
– Я об этом много думал, вспоминая опыт работы по государственным программам, свидетелем и участником которых стал. Например, в нулевые годы, когда Герман Греф организовал работу по вхождению в ВТО, – целый штаб работал в разных министерствах, шла перестройка законодательства, работа с бизнесом и региональными элитами, людям объясняли важность, баланс рисков и возможностей.
Начало 2010-х – работа под руководством Юрия Шувалова по присоединению к ОЭСР, Организации экономического сотрудничества и развития, мировому клубу лучших практик. Если ВТО – это «прием в пионеры», то ОЭСР – уже знак качества на экономике. Опять же огромный штаб во главе с первым вице-премьером, разложение по полочкам всех параметров от инвестиционной до социальной политики, взаимодействие на уровне министерств, бизнеса, регионов, институтов развития, вузов. Помню делегации, которые работали в стране, вели переговоры; конечно, предстоит такую же работу развернуть. Пока я не вижу главной штабной команды, которая по-хорошему «потащит» Россию в работу по достижению целей устойчивого развития. Росатом найдет свое место в этом строю, мы готовы взять на себя бизнес-аспекты работы, координацию других партнеров. Наши коллеги прорабатывают те или иные направления: Лукойл – один из ближайших партнеров международной организации труда; мы с уважением готовы с ними отработать повестку, связанную с престижем труда, человекоцентричностью образования, подготовкой кадров. Знаем, что большую работу по экологии проводит «Новатэк». Есть и другие хорошие примеры. Но пока в движении страны к целям устойчивого развития нет «штабного начала».
Мне представляется, что глобальное участие как страны, нации в работе по целям устойчивого развития даст нам возможности и преимущества. Хотя цели эти сформулированы формально (потому что любая декларация такого уровня имеет формализм), мне кажется, что они отвечают задачам Российской Федерации. На цели устойчивого развития можно посмотреть через призму национальных проектов, они во многом пересекаются. Эта повестка не чужда нашей стране; нам есть что почистить и даже провести некий внешний аудит нацпроектов на соответствие целям устойчивого развития. Тогда появится возможность изменить повестку глобальной дискуссии ООН или Евросоюза. Понятно, что свадьба уместна, только если невеста согласна, – Брюссель может пока не быть готов к разговору. Но мы можем сменить повестку и говорить не о каких-то навязших и пустых аспектах, а о совместных программах развития.
Алексей Комольцев для журнала РЭА
