Задача атомной отрасли – формирование всеобъемлющего экологического мышления, учитывающего не только природные, но и социальные, культурно-исторические последствия тех или иных решений, считает наш собеседник, академик РАЕН, доктор биологических наук, председатель Экспертной комиссии при Общественном совете Госкорпорации «Росатом» Анатолий Назаров
– Анатолий Георгиевич, каким образом формировался ваш собственный интерес к экологическому направлению?
– Я родился в Краснодаре в 1938 году, еще ребенком стал свидетелем оккупации. Отец, как и практически все остальные мужчины в семье, погиб в Великую Отечественную войну. Образование я получил в Нахимовском училище – сначала в Риге, затем в Ленинграде. Нам дали не только военную и спортивную закалку, но и хороший уровень базового образования. На достойном уровне преподавали точные и естественные науки, заботились о культурном развитии. Мы бывали в запасниках Эрмитажа, ходили на курсы в Институт истории культуры. Каждый год как участники парада приезжали на месяц в Москву, где после строевой подготовки посвящали досуг театрам и выставкам, музеям и концертам. Эта гуманитарная составляющая раннего образования сыграла большую роль в моей последующей научной деятельности.
В 1955-м я поступил на Горно-геологический факультет Новочеркасского политехнического университета на специальность, связанную с гидрогеологией. После института пять лет проработал в составе геологических экспедиций – мы вели поиск полезных ископаемых, в том числе анализируя проявления тех или иных элементов в водных источниках, растениях… Работали в регионе комбината «Маяк» вскоре после Кыштымской аварии. Наша база была недалеко от Метлино, мы наблюдали проявления радиации у насекомых, в пыльце растений, воде. Над нашими изысканиями посмеивались, и лишь посетивший нас лауреат Ленинской премии Дмитрий Симоненко объяснил нам: мы выполняем важную и нужную работу, а проявления радиации – это последствия деятельности человека.
В 1961 году в экспедиции Севкавгеологии в высокогорной местности впервые я узнал о коварстве излучений. В те годы испытания ядерного оружия проводились в атмосфере, и горные районы были подвержены выпадению аэрозолей.
Мы как-то обратили внимание, что снега зацвели благодаря микроводорослям, как потом выяснилось, активно осваивавшим выпавшие радионуклиды. Мы не придали этому значения и по-прежнему растапливали снег. А после экспедиции однажды по дороге в столовую я потерял на какое-то время сознание… Обследование всей нашей группы показало, что мы все «набрали» дозу. На лечение отправили в Ессентуки, в больнице я начал читать работы Вернадского; попался с книжкой нашему врачу, оказалось, тот был лично знаком с Вернадским, который тоже лечился в этом же санатории.
Вся эта история и множество других обстоятельств дали толчок моим научным интересам – изучению вопросов распределения элементов в растительности, почвах и водах; как проявляются в этих факторах рудные месторождения. Труд геологов тогда оплачивался очень щедро, и работа была интересная, но через какое-то время я понял, что нужно идти дальше, и решил поступить в аспирантуру Института геологии АН СССР. Чтобы поступить, пришлось добиваться приема у самого Келдыша, в этом мне помог академик Дмитрий Щербаков, соратник Курчатова. В 1968-м я защитил кандидатскую. С 1968 по 1986 год работал в Научном центре биологических исследований АН СССР в Пущино, организовывал комплексные эколого-биосферные экспедиции в различных регионах СССР. Мы занимались радиационной экологией, биогеохимическими поисками полезных ископаемых, изучением условий распространения различных форм жизни в экстремальных условиях. Приходилось участвовать и в экспедициях особого характера – на «проблемные» территории. Уже тогда было понятно, что предстоит решать проблемы переработки и безопасного хранения наследия атомной промышленности, утилизации транспортных реакторов и т. д.
К 1984 году я подготовил докторскую диссертацию по специальности «Экология», хотя это направление лишь формировалось, научный совет был только в университете в Тарту, Эстония. Вместе с еще двумя коллегами (мы стали первыми тремя докторами наук в СССР по специальности «Экология») защитился в Тартусском университете. Еще раз убедился, как тесно переплетены физика, геология, биология и даже гуманитарные науки; в те дни я познакомился с Юрием Лотманом, который, узнав о профиле моей работы, расспрашивал меня о семиотике биосферы, рассказывал о своих исследованиях. На пороге своего 80-летия я понимаю, что это были логичные шаги к моей сегодняшней деятельности – исследованиям экологии культуры; это направление было создано академиком Дмитрием Лихачевым, наследие которого еще предстоит осмыслить.
– Вы стояли у истоков создания Общественного совета при Госкорпорации «Росатом». Как проходило становление этого органа?
– В 2005 году я и еще несколько ученых-экологов получили приглашение Сергея Кириенко войти в создаваемый Общественный совет. В России и тем более в атомной отрасли опыта подобной деятельности не было. Атомная отрасль всегда отличалась закрытостью, непубличностью. Тем не менее задача организовать площадку для обсуждения накопившихся проблем и новых проектов была поставлена и затем решена. Сергей Кириенко изначально подчеркивал: не нужен «поддакивающий», карманный совет, необходим четкий, научно обоснованный подход к проблемам, аргументированное экспертное мнение. Он всегда выслушивал нас и принимал взвешенные решения. Уверен, эта линия будет сохраняться и сегодня, с приходом Алексея Лихачева.
Кстати, иногда высказывается мнение, будто «руководитель не должен входить в Общественный совет», категорически не согласен, потому что именно первому лицу и нужен такой формат обсуждения, понимание разных позиций. Найти общий язык с научной общественностью – важное умение руководителя.
Мы много ездили и летали по стране, посещали «атомные» предприятия, территории. Иногда приходилось сражаться с так называемыми «радикальными экологами», научные аргументы ими не воспринимались, нас и население пугали выдумками про каких-то рыб-монстров, что «размножаются от радиации». Помню, однажды прекратить такой пустой спор помогла шутка: попросил хоть одну рыбу-монстра для Кунсткамеры в Петербург…
Однако проблемы перед отраслью стояли серьезные, например, что делать с территориями комбината «Маяк», озером Карачай, рекой Теча. Приняли непростое, но обоснованное решение о переводе населенных пунктов, где следы радиационных загрязнений несли потенциальный риск. Определились, как решать проблемы утилизации флотских реакторов. Важной составляющей стало формирование ежегодных отчетов об экологической обстановке вокруг предприятий отрасли. Много участвовали в общественных обсуждениях: как безопасно решать проблемы наследия, где можно строить новые объекты.
Сформировалась практика независимой, научно обоснованной оценки проектов, которые предлагались к реализации. Случалось, некоторые из активистов старались тотально очернять любое начинание. Мы, опираясь на науку, а также зная о реальной ситуации, об огромном коллективном труде, могли аргументированно возразить, предложить компромиссы. Вся эта работа постепенно привела к тому, что «крикунов» почти не стало, но появились действительно сильные подкованные оппоненты, которые вызывают уважение и с которыми можно и нужно вести дискуссию, прислушиваться к их позиции. Выстроили диалог с нашими зарубежными коллегами, и со временем эффективность работы нашего Общественного совета была признана и за рубежом – на уровне ведущих атомных компаний, ВАО АЭС, МАГАТЭ, а наши практики работы с общественностью стали рекомендовать как лучшие.
Еще раз подчеркну, наш подход не в том, чтобы захвалить любые начинания корпорации, но в том, чтобы выстроить грамотный и честный диалог со всеми, чья жизнь может быть затронута деятельностью отрасли. В этом смысле работа нашего совета позволила хотя бы отчасти преодолеть старую российскую проблему – тотальное недоверие к власти.
– Как вы оцениваете работу Электроэнергетического дивизиона в экологическом отношении?
– Росэнергоатом находится на особом счету, потому что его деятельность в наибольшей степени, по сравнению с другими дивизионами, интегрирована в жизнь общества. Общественные обсуждения, работа с людьми, просветительская деятельность, которые ведутся в Концерне, вызывают огромное уважение. На достойном уровне – показатели безаварийной работы АЭС. Но, как я и говорил, мы обязаны задавать вопросы, выявлять направления развития. Например, лично мне непонятно, почему в Концерне был преобразован отдел по охране окружающей среды; функция экологического контроля сохранена, но экологическая деятельность носит мировоззренческий характер, и реорганизации, присоединения к функциональным подразделениям в этом случае могут нанести вред.
Некоторые вопросы технической политики Концерна и отрасли также дают место для дискуссий. Так, приоритет сегодня отдается крупным, мощным энергоблокам – с утверждением, что средние, малые реакторы уступают во многих отношениях, не так экономически эффективны. Следует понимать, что есть потенциальная ниша для использования именно небольших ядерных установок – это малые города, промышленность, задачи по теплофикации и т. д. Нужно не отметать целую линию эволюции, а вести поиск экономически приемлемых решений, с приоритетом безопасности.
Важно обладать настойчивостью и терпением, чтобы пересматривать сложившиеся стереотипы в технических решениях. Сегодня энергоблоки – это обязательно наличие исполинской градирни открытого типа. Но эти сооружения, во-первых, нависают над ландшафтом, видны за десятки километров. Пространство – область, где нужно быть осторожным.
Нужно всесторонне изучать вопросы расположения новых объектов. Всегда очень болезненно воспринимаются ситуации, когда ради нового строительства надо переселить пусть даже небольшую деревню; память об этом передается через поколения. В то же время необходимо, чтобы на расположение конкретных объектов влияла позиция не только на уровне сельского поселения, те же АЭС имеют значение далеко за пределами своих субъектов Федерации.
Историческая миссия Росэнергоатома в том, чтобы решать все вопросы развития мирной ядерной энергии последовательно, без шапкозакидательства и поспешных обобщений, в честном и открытом диалоге с общественностью. Необходимо наращивать объем знаний о воздействии ядерной энергетики на среду обитания, опираясь как на труды классиков, таких как Вернадский, Тимофеев-Ресовский, Сукачев, Морозов, так и на современные исследования, экспериментальные данные, накопленные наблюдения. Важная задача – обустройство «атомных» территорий в высоком эколого-культурном смысле, начиная от проектов образования и просвещения до сохранения памятников природы и культуры. Отрасль нужно строить очень умно, с критическим подходом, без очернения предшественников или энтузиастов, но при всесторонней научной, квалифицированной оценке каждого решения.
Алексей Комольцев для журнала РЭА
