Владимир Асмолов, советник Генерального директора ГК «Росатом» – о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС
Главное – действие
Если не копаться в мелочах, то в ходе ликвидации Чернобыльской аварии было правильным главное: решения принимались быстро и реализовывались немедленно. Мы не имели необходимых знаний о процессах и явлениях при тяжелых авариях и опыта ликвидации последствий, не все решения были верными, но это стало ясно уже с высоты сегодняшнего дня. Главное, что было желание людей сверху донизу решения принимать и быстро исполнять. Никто не задавал лишних вопросов, не решал научных и инженерных проблем голосованием, не обдумывал версии подолгу. Оперативно поступали и использовались все затребованные материалы (песок, свинец, азот и т.д.); были задействованы вертолеты и бронетехника, привлечены научные организации и воинские части.
Сегодня обсуждаются и оцениваются детали: например, зачем сделали охлаждающую плиту под реактором? На самом деле это была первая «ловушка»; кроме неё, было реализовано и множество других масштабных решений. Решения принимались без опыта подобных работ, теоретики проводили расчеты на диковинном тогда персональном компьютере XT (затем эта команда составила основу ИБРАЭ РАН). Тогда мы лишь видели топливные массы, которые стекли вниз на минусовые отметки; они не «проели» конструкции и не уничтожили фундамент, потому что растеклись, потеряли энергию смешавшись с песком из биозащиты, и были охлаждены потоком воздуха. Но в тех условиях никто не мог гарантировать, что конструкции устоят – и что мы не получим опасность заражения грунтовых вод, ещё более масштабной катастрофы.
По-разному оценивалось и решение немедленно вернуть в строй три оставшихся блока. Думаю, что оно было правильным – хотя сегодня я считаю, что торопиться так сильно было ни к чему. Появление «Укрытия» к этому времени имело огромный положительный психологический эффект как для ликвидаторов, так и для всей страны. И люди, в первую очередь эксплуатационный персонал ЧАЭС, сконцентрировали все силы на восстановление генерации, и уже 25 октября вернули в работу ЭБ № 1, а затем последовательно ЭБ № 2 и № 3.
Сегодня украинской стороной делаются попытки построить новое укрытие за огромные деньги. Начиная такие работы, всегда нужно ответить на вопрос – для чего? Я много раз спрашивал наших украинских коллег, какова главная цель этого сооружения, в том числе являясь членом совета по ядерной безопасности Украины. Ставится ли цель разобрать аварийный энергоблок и извлечь топливо, перенести в другое место? Но мы понимаем, что эта задача пока не решаемая. Если же цель в том, чтобы контролируемо и безопасно хранить радиоактивные материалы непосредственно на месте – то должны приниматься совсем иные решения… Сегодня, к сожалению, ни коллеги на Украине, ни наши партнеры из Европы и США, предложившие развернуть работы по новому сооружению, так не сформулировали – что и зачем они хотят построить.
Лидер: не хабилис, а сапиенс
Сравнение Фукусимской и Чернобыльской аварий продемонстрировало, что четкость действий при ликвидации аварии, даже в условиях нехватки знаний, является главным принципом противоаварийных работ. 60-летний опыт существования атомной энергетики показывает, что главную роль в выработке мер по управлению и ликвидации последствий аварии должен играть эксплуатационный персонал станций. Только зная аппарат до последнего винта, понимая его работу в нормальных условиях, можно прогнозировать развитие событий и правильно предсказывать, какие элементы могут последовательно отказать. Только опыт людей, прошедших через эксплуатацию и научно-техническую поддержку, знающих системы управления и защиты станции, позволяет оценивать обстановку адекватно. Наш коллега Майк Уитмен, анализируя опыт Фукусимской аварии в докладе на состоявшейся Международной научно-технической конференции Концерна «Росэнергоатом» (МНТК-2016) подчеркнул, что лидерство в управлении аварией – это один важных факторов, без которого вся остальная защита мож
ет оказаться бесполезна. Такой лидер должен быть абсолютно технологически вовлечен в жизнедеятельность АЭС. Станция должна быть частью его жизни, вся технология должна быть ему известна досконально. Человек со стороны, «проджект менеджер», даже если он показывал блестящие успехи в продажах масла «Олейна», не может стать качественным лидером в атомной отрасли. Сегодня концерн «Росэнергоатом» возглавил директор атомной станции, этот человек прошел всю служебную лестницу снизу доверху и прекрасно знает всю технологическую цепочку. Каждому руководителю, который приходит в отрасль, нужно понимать границу между Homo Habilis и Homo Sapiens. «Разумный» руководитель, в отличие от «умелого», никогда не сможет взять на себя неподъёмную по его умению ответственность. Последний директор Чернобыльской АЭС Виктор Брюханов был очень грамотный управленец и технарь, но он ни дня не занимался ядерной физикой и смутно понимал, чем ядерный реактор отличается от угольного котла. Сегодня и каждый директор, и главный инженер, и начальник смены знают об аппарате гораздо больше, чем это было принято во времена Чернобыля.
Чернобыльская авария изменила ментальность атомщиков и заставила принять безусловный приоритет безопасности. К сожалению, в руководящих структурах высшего уровня не все смогут выдержать экзамен по культуре безопасности.
Без эйфории и самонадеянности
Атомная энергетика развивается, ведутся поиски удешевления проектов. Но при этом требования по безопасности больших АЭС необходимо применять к станции любой мощности, любого принципа действия. Если «обременение» безопасности уводит АЭС средней и малой мощности за грань экономической привлекательности – значит, надо ждать, когда новые технические решения сделают эти проекты экономически приемлемыми. Недопустима и безграмотна логика, что если энергоблок мал, или будет эксплуатироваться в удалённых районах – то вместо, например, четырех каналов безопасности можно оставить один: земной шар слишком мал, чтобы мы могли позволять себе подобные решения. Еще один важный принцип – стадийность разработки. Нельзя пропускать ни одну стадию разработки и реализации проектов. Разработчики некоторых установок уверяют: их решения настолько безопасны, что дополнительных барьеров безопасности не требуется. Но если «протащить» каждую разработку через анализ глубоко эшелонированной защиты, как через фильеру, то сразу будут видны недочеты и недоработки. Важно всегда задавать правильные вопросы и добиваться нужных ответов.
Принцип глубоко эшелонированной защиты АЭС в конечном итоге прост. В проекте нужно предусмотреть все меры, чтобы авария не произошла, то есть доказать всему миру, что физика аппарата, системы управления и безопасности, конструктивные решения обеспечивают безопасность. Но затем нужно забыть об этом, постулировать аварию и показать, как она будет развиваться, как заложенные физические барьеры безопасности ограничивают опасность. Необходимо доказать, что барьеры безопасности и меры по их управлению, заложенные в проекте, позволяют защитить население и окружающую среду от радиационной опасности.
Одна из составляющих современных проектов АЭС – высокая степень автоматизации. Но следует понимать, что алгоритм, программа – лишь очередной инструмент, и его роль переоценивать не надо. Наука о безопасности отличается от техники безопасности тем, что если раньше мы защищали человека от техники, то теперь – технику от человека. Системы безопасности должны учитывать, что в стрессе человек способен на ошибки, и в первые минуты после аварии заложенные алгоритмы должны ограничивать действия человека. Но опять же предусмотреть всё в развитии аварии невозможно – поэтому роль персонала по-прежнему останется основной. Как распределить влияние автоматики и человека и в нормальных режимах, и на переходных стадиях – зависит от того разработчика, который в трезвой спокойной ситуации заложил эти алгоритмы управления.
Мера всех вещей
Можно сколь угодно заниматься технической эшелонированной защитой, строить барьеры безопасности, меры по управлению этими барьерами на самой станции… Но система глубоко эшелонированной защиты должна быть создана и в инфраструктуре – от станций, где должны быть четко распределены роли и ответственность, до региональных органов власти и правительства. Отсутствие подобной выстроенной внешней защиты в Японии показало, что без технически грамотных советов процесс погряз в безграмотных решениях. Мощнейшая японская наука (которая обладала всеми знаниями о тяжелых авариях, что и мы, и американцы, и французы) не была привлечена в нужной мере к ликвидации последствий. Национальный надзорный орган не был самостоятелен и не воспринимал рекомендации и замечания, которые ещё до аварии давали многие миссии научно-технической поддержки со стороны ВАНО и МАГАТЭ (нет аварийной готовности, нет аварийных тренировок персонала, с момента сооружения АЭС не тратятся деньги на повышение безопасных свойств установки). Только тогда, когда АЭС укомплектованы персоналом высочайшего класса, когда все уровни власти вовлечены в культуру безопасности, когда выстроены все наши системы безопасности (казалось бы, в чём-то даже избыточные) – у нас будет гарантия, что наша атомная энергетика безопасна, эффективна и востребована и внутри страны, и за рубежом.
Алексей Комольцев для журнала «РЭА»
